Рональд Шейд /Ronald Shade

Возраст: 15 апреля 1897, 23 полных года;
Место работы, должность: офицер патрульно-постовой службы Полицейского Департамента Нью-Йорка;
Место рождения: Нью-Йорк;
Связи с криминалом: на начало игры - нет;
Семейное положение: холост;

Wentworth Miller

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ

Внешность: среднего роста (178 см), нормального телосложения ближе к жилистому типу - мускулатура наличествует, и весьма тренированная, но - в меру, без избытка.
Лицо, ко всему этому делу прилагается… не без индивидуальной своеобразности, хотя ни суровым благородством, ни особенной породистостью черт воображения не поражает, будем объективны. Низкие брови, коротковатый нос,  грубовато очерченные губы, серые глаза.
Жёсткие русые волосы острижены очень коротко и исправно  поддерживаются в таком тщательно обкромсанном состоянии.
На правом плече  шрам от ожога, правая нога в области бедра отмечена характерным шрамом от пулевого ранения, переносица имеет заметный  след   выправленного перелома не столь уж большой, явно послевоенной  давности;
Характер: среди основных черт, составляющих характер Шейда, несомненно, следует упомянуть упорность; если парень полностью уверен, что прав и что-то должно быть сделано (а недостатком уверенности Рон никогда не страдал просто  от природы) – цель будет достигаться с одержимостью бультерьера, раскапывающего лисью нору. Оценка ситуации и принятие решения, как правило, происходит быстро; к затяжным и углублённым самокопаниям не склонен. Будучи не единственным ребёнком в семье, натурой вырос довольно контактной, в общении с людьми (во всяком случае – своего уровня и статуса) проблем обычно не испытывает. Хотя с господами, на несколько голов возвышающимися над обычным рядовым полисменом, общается при необходимости очень сдержанно, а без необходимости вовсе старается держать дистанцию, испытывая что-то вроде зачатков классовой неприязни. Да и кому понравится, когда на него смотрят в лучшем случае с доброжелательной снисходительностью, как на убогого мальчонку-угольщика  из соседней гладильни?.. Особенно, если в голову нет-нет да забредает мысль, что роскошные меха дамочек и джентльменов,  и обивки дорогих сидений авто, припечатанные задами личных водителей, для пущей прочности пропитаны его, Шейда, кровью и потом, его и тех, кто навсегда остался в окопах, подрезая непомерно развернувшиеся крылья Чёрного орла. 
При всей нормальной психологической подвижности, Шейду  можно смело предъявлять обвинение в таком грехе, как косность. От упорности до упёртости – один шаг, и Рональд его определённо сделал. С убеждениями и мировоззрением расстаётся тяжело, и только под прессингом неоспоримых фактов, лично засвидетельствованных и не поддавшихся жёсткому натиску опровержения. Подталкивать поступиться принципами ради выгоды – и вовсе занятие неблагодарное, если не сказать - опасное. Участие в кровавых боях не прошло для психики  Рональда даром, хотя, каких-то серьёзных отклонений пока не наблюдалось. Максимум - вспышки настоящей, тяжёлой, непритворной ярости, никогда не наблюдавшиеся за Роном до войны, да и сам характер стал заметно резче, словно война обнажила, но не успела по-взрослому обтесать острые углы натуры.
К службе относится серьёзно, с ответственностью и не без корпоративной гордости, хотя  фронт и дела, проходившие перед глазами молодого полицейского в течение первых двух лет, быстро и бесповоротно  стряхнули излишний романтический налёт  с представлений о выбранной профессии и вообще людской породе в целом. Новый закон воспринял с искренним непониманием и даже  гневом, усмотрев в нём чёрную неблагодарность со стороны правительства. Как однажды сказал он напарнику, «не воду же мне хлебать на могиле Хьюберта и остальных братишек». Но закон есть закон, скрипя зубами, Шейд подчинился,  и выплеснув один раз негодование, исправно выполнял все поставленные задачи. Хотя, как и многие из Департамента, продолжал изредка встречаться с подругой-стопкой, только теперь уже глубоко интимно, наедине, вдали от чужих глаз и ушей, как с огненной, но поставленной вне закона  любовницей.
Курит;
Биография: История первопроходца очередного поколения рода Шейдов началась вполне обычно, в родильном боксе одной из недорогих частных клиник Нью-Йорка – как раз по карману главе семейства, только-только начавшему восхождение по ступеням короткой должностной лестницы на одном из машиностроительных заводов. И никакими особенными подвигами маленький человек с коротким, как выдох именем своё появление на свет не ознаменовал. Мамку-роженицу не уморил, стёкол богатырским верещанием не побил (хотя и выкладывался честно, на радость бледной, но счастливой  миссис), и вообще от сонма человеческих младенцев обоих полов, появлявшихся в ту летнюю ночь на просторах огромного шумного города, не отличался ничем примечательным.
Мешало это молодым производителям гордиться своим первым плодом любви? Ничуть. Правда, со временем восторженной гордости поубавилось, особенно с тех пор, как молодое поголовье научилось твёрдо держаться на ногах и начало активно пробовать мир и нервы родителей на прочность. Учитывая же, что примерно через два года после первого удачного опыта количество оно (то есть, поголовье) своё удвоило…
Что это там принесли такое странное и непонятное? Сестричку? Ух ты. Маленький Рон не имел ничего против. Семейный бюджет, упрочнявший свои позиции равноценно повышениям Джеральда Шейда, человека усердного и увлечённого специалиста своего дела  - тоже. Прекрасно. Жизнь продолжается.
Роль инициатора-затейника в оживлении и оснащении этой жизни всяческими спецэффектами, как правило, брал на себя Рон – как старший, мужчина, и просто деятельная натура. Первенец вообще рос ребёнком смекалистым и ответственным. Нет, ну, задействовать папин Ролекс в качестве осветительного прибора в углублённых исследованиях (то есть – глубин Великой Унитазной Впадины) – на это нужна фантазия как минимум. А уж ответственность – это уже, как водится, неизбежное следствие…

Через несколько лет для Джеральда и Марены Шейд наступило небольшое послабление. Младшие граждане один за другим, с двухгодичным разрывом, отправились в строгие, но справедливые объятия начальной школы.
И снова ничего экстраординарного, кроме вполне приличного аттестата из очередной микроэпохи жизни Рональд не вынес. Впереди ожидал колледж и тропа, старательно проторенная старшим Шейдом, успевшим пробиться в старшие мастера целого заводского отдела и со всем упорством хорошего отца, не жалея собственных далеко не безграничных сил, готовящего надёжное место для подрастающей смены. Мнения самой смены никто не спрашивал. Однако, чёрный день совершеннолетия поставил большой жирный крест на всех чаяниях без исключения, не делая различий.

Наконец пришёл чёрный день совершеннолетия. Так случилось, что восемнадцатилетие младшего Шейда совпало с днём гибели «Лузитании». И без того далёкие от тёплых, отношения  между Германией и США натянулись, как тросы под сорвавшимся грузом в порту. Конечно же, не возымели успеха ни робкие усилия мистера Шейда, ни слёзы и обморок миссис Шейд, державшейся прекрасно вплоть до последнего дня, когда рука Рона потерялась среди целого леса таких же затянутых в солдатскую форму рук и облаках пара отходящего поезда. Состав, лязгая огромными колёсами, круто провёл кривую  судьбы молодого Шейда в сторону разверзшегося пекла  Западного Фронта. Там она и затерялась на полтора года, прилетая лишь короткими весточками писем. Правда, для Рональда война завершилась чуть раньше, чем для многих его товарищей. Вероятно, госпитальный врач просто устал от беспрерывной тасовки лиц, раз за разом  проходивших  через его хирургический стол и обратно, пока остро пахнущий холод покойницкой не прерывал для некоторых из них военный круговорот навсегда. А  может быть, сквозное ранение мягких тканей ноги действительно показалось ему достаточно серьёзной травмой, требующей качественного лечения в серьёзных тыловых учреждениях. Так или иначе, известие о возвращении Рональда стало самым лучшим лекарством для миссис Шейд, слёгшей после извещения о ранении Рональда.

Но если кто-то решил, что запах гари и крови начисто выветрил из упрямой головы вздорные затеи, и в семействе Шейдов наконец наступит вожделенный покой, то он чертовски ошибался. Через полгода на стол приёмной комиссии Академии Полицейского Департамента Нью-Йорка  легло заявление за подписью Рональда Шейда,  с приложением всей необходимой документации. Тщательные (да нет, на деле, не очень-то) проверки на предмет благонадёжности и чистоты перед законом были пройдены с честью. Нет, не был, не было, не замечен, не привлекался. А свидетельство о том, что перед столом начальника отдела кадров с надеждой в глазах стоит не просто юнец, а юнец, окуренный порохом реальных боёв, превратило жилистого простоватого парня в весьма ценное приобретение, которое ушлый офицер не промедлили причислить к живой собственности Департамента, тоже чувствительно обескровленного за время военных действий.
Вступительные тесты. Шесть месяцев зверской муштры для выкормыша Западного фронта вполне благоразумно сократили, сделав упор на  старательном  забивании ячеек памяти неисчислимой буквой закона. Это было тяжкое время, но впоследствии, на решающем экзамене, Рон вспоминал зверства наставников-сержантов с благодарностью. Сердце переполняла нормальная юношеская гордость, не раздавленная, а может, и подпитанная свинцовой  горечью: на присяге и довольно скромной церемонии  вручения  личного  значка первопричина выбора жизненной стези, дядя по материнской линии, не присутствовал. Сорокалетний полисмен, слишком прямолинейно понимавший равность всех перед Законом, а потому нёсший службу с усердностью, создававшей неудобство  порой даже непосредственному начальству, не дожил до причащения преемника ровно месяц. Сердечные поздравления гражданин, а ныне действительный сотрудник Департамента в младшем ранге патрульно-постовой службы Рональд  Шейд  получал только от родителей, сослуживцев, также успешно сдавших все зачёты, и Настоящего Главы патрульно-постового отдела, к которому был  немедленно прикреплён Рональд.

От родителей к тому времени новоиспечённый страж закона уже съехал – собственно, произошло это сразу, как только начала начисляться зарплата; жития с размахом курсантские доходы, естественно, не предполагали, но на съём небольшой меблированной квартиры с клопами и подозрительно весёлой, но милой хозяйкой-домовладелицей,  вполне хватало. Как и времени хотя бы раз в неделю заглянуть в отчий дом - поцеловать родительницу, пожать руку родителю, вставить профилактический пистон младшей  сестрице – в общем, убедиться, что у всех всё в порядке. А то ведь обеспокоенные родственники могли нагрянуть и сами. 
Всё остальное время в распоряжении матушки был предмет гордости и новинка, неизвестно какими неправдами выбитая домовладелицей в пользование своих жильцов – телефон, гордо висевший в прихожей маленькой хозяйкиной квартирки. Довеском к чуду техники прилагался пятилетний, вечно заспанный мальчонка, важно отвечавший на звонки и вызывавший из квартир требуемых абонентов, за что регулярно перехватывал от самых сердобольных пару-другую центов. 

Связь с вами: ---